«В
России голова всегда ценилась меньше ног и рук, а
в наши времена еще сильней подешевела, — считает
вице-президент РМА, доктор медицинских наук,
профессор, заведующий кафедрой общественного
здоровья и здравоохранения МГМСУ, главный
редактор «Врачебной Газеты»- Георгий Комаров, —
Возможно, я не прав, но так уж получается, что в
России во все времена человеческая жизнь и
интеллект ценились мало. Богатства, деньги, успех
в предпринимательстве, торговле ценились выше.
Почему так происходило издревле, почему так
происходит сейчас, понять невозможно. Ученые нищенствуют, едва сводя концы с концами, а воры и махинаторы становятся обладателями несметных богатств, окружают себя золотыми безделушками, покупают неповоротливые в городской тесноте огромные лимузины, громадные яхты, строят многоэтажные загородные дома, скупают зарубежные виллы, владеют чужими футбольными клубами, а то и просто в ночных кутежах сжигают банкноты крупного достоинства, пытаясь в отблесках огня что-то увидеть. Совести не хватает на создание картинных галерей, на строительство детских больниц, на стипендии талантливым студентам, на финансирование перспективных научных исследований, на спасение брошенных на выживание в жестоком мире детей-бродяжек, на помощь инвалидам, ветеранам войн, скрывающим под лохмотьями свои боевые награды.
Тысячи людей, от рождения, по болезни, в результате трудовых увечий ограниченные в движении, не могут полноценно жить в городе, в котором для них ничего не предусмотрено. Опасно быть инвалидом в бессердечном обществе людей, которым всякий плохо передвигающийся человек — только неприятное зрелище, досадное явление жизни. И не важно, что у него светлая голова, в которой рождаются идеи, способные принести пользу людям, обогатить науку, создать замечательные произведения искусства! Зачем им помеха на пути к обогащению? Зачем им эти калеки, когда они хотят, чтобы все кругом пело, плясало, пило и веселилось и надуваюсь от сознания собственного благополучия ? Мы — страна здоровых, сытых и веселых пяти процентов. Мы— страна нескольких десятков олигархов и прислуживающих им правительств и депутатов. Все остальные — это нищие,больные и калеки. Они не должны мешать празднику жизни. Не от того ли мы оказались на обочине мирового прогресса? Не потому ли нас наказывает Бог революциями, кризисами, дефолтами, войнами, и безнадежным уже кажется отставание от успешно развивающихся стран, что мы никогда не ценили ум, интеллект, талант и не имели сострадания к тем, на чью долю выпали тяжелые физические страдания?..
Процесс построения гуманистических основ постинформационной цивилизации во многом определяет само осознание проблемы человеческой ценности как таковой путем реанимирования научно-технического комплекса как основного фактора конкурентной модели стратегического развития. Для России, где проблема «дураков и дорог» во все времена оказывалась незыблемо актуальной и веками культивировался девиз «человек для государства», а не «государство для человека», выбор наиболее эффективной модели общественного развития в контексте упомянутой проблемы представляется весьма затруднительным. Трудно сегодня уверовать в ту маленькую искорку новых знаний, с которой в перспективе возродится пламя реального просвещения и предоставит нашей стране, нам с вами, еще одну надежду на качественный уровень жизни. И все-таки...данные знания уже рождены как новые научные направления и преобразованы в самостоятельные предметные области естественнонаучного и гуманитарного профиля, в том числе, и светлыми умами таких людей, как инвалид с детства с диагнозом ДЦП талантливый молодой ученый и незаурядный человек Сергей Николаевич Коренчук. Один из тех немногих, к которому общество повернулось всего лишь боком, предоставив временную крышу над головой и (от больших щедрот?) право лимитированного пользования московским телефоном. Но все никак не решится использовать его интеллектуальный потенциал, удивительные экономические, юридические, политические, философские, в конце концов, медико-биологические разработки, которые удивили многих академиков, профессоров и докторов наук различных естественных и гуманитарных специализаций, подписавших обоснованное заключение об их практической ценности. Прагматичные американцы вряд ли будут долго раздумывать и позовут его к себе, предоставят ему нормальные, цивилизованные условия для жизни, научного труда, медико-социальной реабилитации и интеллектуальной самореализации и... дождутся следующей интересной разработки, которую Коренчук непременно сделаем. Для них?!..»
«Надежда умирает последней» — гласит известная народная мудрость. Ситуация, в которой оказался я, давно должна была бы убить всякую надежду. Однако я еще продолжаю трепыхаться, несмотря на все испытания, которые ниспосланы мне судьбой и, вопреки всему и вся, работаю во благо той страны, в которой я родился и которую воспринимаю как свою Родину, а именно — на благо России.
Нет нужды пересказывать подробности моей автобиографии, так как сведения обо мне можно почерпнуть в статьях Ярославы Танько и Елены Пиликиной: «Превозмогая боль, Сергей готовит диссертацию» («Комсомольская правда» от 11.06.2001 года); и «Марафон на выживание» («Аргументы и факты», приложение «Здоровье» от 5.09.2002 года). И все же. При всей моей искренней благодарности авторам за попытки информировать общество о наличии в нем такого человека как я, несмотря на общую достоверность изложенных фактов и ряда незначительных погрешностей, которыми изобилуют данные публикации, они, к моему большому сожалению, так и не сумели отразить во всей полноте те проблемы, с которыми мне приходится сталкиваться ежедневно, ни их сущности.
Безусловно, негласные границы и подходы, которые в том или ином виде имеют место быть здесь, по моему глубокому убеждению, есть составной частью отношения нашего общества и государства к проблемам людей с физическими ограничениями. Подтверждение последнему — весь мой жизненный опыт и те немногочисленные отклики, которые последовали на публикации. За небольшим исключением, откликнулись лишь те, которые находятся примерно на таком же, как и я, социальном уровне или испытывают аналогичные проблемы со здоровьем. Сие, в очередной раз подтверждает правоту народной мудрости, что сытый голодного не разумеет. Конечно, безотносительно к любому рассуждению по этому поводу, мой низкий поклон всем этим людям за их добрый порыв.
Однако трезвый взгляд на имеющиеся ныне в моем распоряжении ресурсами и мои интеллектуальные возможности, учитывая нынешнее моё состояние здоровья, а также реальные перспективы нашего государства, в частности, в области социальной политики и науки, позволяют сделать самый неутешительный прогноз относительно моего дальнейшего существования. А мой конкретный жизненный опыт наглядно демонстрирует природу отношений дуализма системы «общество — инвалид».
Исходя из всего вышесказанного, для меня следует единственно правильный вывод: всё, чего я достиг в жизни, я достиг исключительно вопреки тем ценностным ориентирам, фактическому положению вещей советского и в особенности постсоветского общества в отношении к проблемам инвалидов.
Увы, но доминирующими категориями по отношению к нам, выступает принцип тождественности восприятия интеллектуального и физического состояния. Отсюда уход от решения вопроса как на научном уровне, так и на уровне перераспределения материальных ресурсов.
Попытки самих инвалидов или их близких частным образом разрубить этот гордиев узел, за редким исключением, оканчиваются либо колоссальными издержками их семей, либо, на фоне настроений ксенофобии, ведут к огромной отрицательной биологической ренте и соответствующему катастрофическому падению уровня (и качества) жизни самого инвалида.
Судите сами. Если в детстве мои проблемы физического характера государство в лице местных чиновников пыталось решить с помощью направления и школу для детей с задержками развития (читай, умственно неполноценных), и лишь благодаря случайному стечению обстоятельств и настойчивости моей семьи мне удалось этого избежать и окончить общеобразовательную школу; с известным результатом, то впоследствии аналогичная ситуация ждала меня во время обучения на инженерно-экономическом факультете университета. Правда, сущность конфликта имела уже несколько иную направленность. Оно и понятно. Ведь учеба в средней специализированной политехнической школе не была для меня подарком судьбы, поскольку были годы напряженного труда, которые, в сущности, и сформировали во мне личность, а влияние отца профессора кафедры физики, доктора химических паук Николая Моисеевича Коренчука, — дало толчок развитию инновационного мышления. Именно этим можно объяснить те научные баталии в стенах классического университета и ту систему жизненных взглядов и ценностей, которые лежат в основе моих научных устремлений сегодня. Что же касается, так называемых университетских научных баталий, то это были годы моих первых шагов в науке, время начала обретения практического опыта исследователя.
Сегодня, критически оценивая пройденное, я могу сделать вывод о том, что границы человеческого восприятия зачастую ограниченны социальными аспектами: новаторские решения легко приносятся в жертву ради социальной защищенности и ангажированности, которая, как известно, всегда хорошо оплачивается. Как бы там ни было, но разные обстоятельства не позволили мне по окончании института представить к защите дипломную в качестве кандидатской. Скажу больше. Огромную лепту в мое профессиональное воспитание и рост, как ученого, внес упрямый характер моего отца, но с его принципами, несмотря на мои сегодняшние мытарства, я солидарен по настоящее время. Оно и не могло быть иначе.
Твердость характера, кристальная честность и прямолинейность по вопросам принадлежности Севастополя и Черноморского флота, открытая пророссийская позиция и великоукраинский национализм, вообще цельность его личности привели к тому, что отец вначале подвергся своеобразной социальной дискриминации, а позже — в качестве развязки его трагическая кончина. Так, при отсутствии на кафедре профессоров и докторов наук, ему так и не предложили должности заведующего, более того, он был вынужден вести практические занятия после лекций доцентов, хотя сам факт защиты докторской диссертации в стенах Санкт-Петербургского Технического Университета говорит сам за себя. Да еще если присовокупить к этому: отчаянную борьбу за мое здоровье, тяжелые болезни последних лет его самого, угрозы увольнения в случае невыхода на работу (в пред- и постинфарктном состоянии), то становится понятным: этого «москаля», по сути дела, выживали из коллектива как неугодного, лишая тем самым и меня единственной опоры. Кстати, на похороны отца из его так называемых «коллег» так никто и не пришел... Что ж, цинизм — норма нашей современной жизни.
После смерти отца я остался с дипломом о высшем инженерно-экономическом образовании, опытом самообразования, концептуальными разработками в области рыночной экономики, собственным взглядом на вопросы ее эффективности и экстраполяции данной модели общественного развития на экономические отношения в пост советском пространстве, рекомендациями ГЭК и Университета для поступления в аспирантуру и ...с пониманием того, что сын «Правды-москаля» (а именно так величали коллеги отца) в этом окружении фактически изгой.
Наличие творческих амбиций интеллектуального характера, а также большое желание быть полезным России побудило меня уехать в Москву. На конкурсной основе я поступил в аспирантуру Московской Государственной Академии Тонкой Химической Технологии (МИТХТ им. М.В. Ломоносова). Скажу сразу, решиться на подобное было для меня отнюдь не простым делом. Ведь за полгода до этого я практически находился в полу парализованном состоянии. Но, памятуя искреннюю убежденность отца по поводу «широкой души» русского народа, для которого «чужой беды не бывает», а также и в том, что если «голова есть — все остальное приложится», я решился на этот шаг. Так начался мой московский период жизни, который, вопреки моим ожиданиям, я не могу назвать ничем иным как только «марафоном на выживание».
Переехав в Москву, я открыто поставил вопрос перед руководством академии о помощи в создании условий, которые нивелировавали бы мои ограничения физического характера и позволили бы мне оптимально организовать свой труд. Я изложил сущность всех проблем, решение которых мне крайне необходимо для нормальной и полноценной научной работы. Главные из них — это передвижение; низкая производительность при написании письменных работ (пишу левой рукой); необходимость в техническом и технологическом обеспечение научного процесса (компьютер, диктофон, аппарат для просмотра микрофиш, доступ в Интернет, межбиблиотечный абонемент с правом работы с необходимой литературой на дому, в том числе с работами диссертационного характера, под институтские гарантии в сохранности и возвратности предоставляемых материалов и, по возможности, услуги секретаря). Крайне нуждался я и в возмещении расходов по диссертационным делам (сканирование, ксерокопирование и пр.), и в организации быта в общежитии (электроплитка, холодильник и пр.). Я честно и неоднократно предупреждал, что при невыполнении всех этих условий мне придется потратить годы жизни и ни в какие разумные сроки, даже с продлением, мне попросту не уложиться.
Ответная реакция руководства академии в итоге детальной беседы со мной и моим научным руководителем выразилась в достаточно обнадеживающем решении: «надо помогать». Кроме того, на кафедре я сделал соответствующий доклад по теме диссертации (поскольку приехал не с пустыми руками, а со своими наработками, которые вел со второго курса университета), прослушав который педагоги сделали заключение о моей интеллектуальной состоятельности и способности самостоятельно выполнить в полном объеме диссертационное исследование.
И действительно. Месяц спустя для меня на кафедру приобрели диктофон, и далее, время от времени, предоставляли автомобиль для поездки в библиотеку. Дольше других оставался открытым вопрос организации быта. Ведь в зимний период, когда есть возможность хранить продукты за окном, нужда в холодильнике не так уж и велика. Доброе отношение к моей персоне со стороны, прежде всего, ректора академии, коллектива кафедры и других сотрудников ВУЗа вызывало во мне безграничное чувство благодарности, воодушевляло меня, и, несмотря на периодические сбои здоровья, я работал изо всех сил, как лошадь!
Вообще-то говоря, сам факт того, что меня приняли в аспирантуру, согласились со всеми моими хлопотными (по причине материальных трудностей и отсутствия практического опыта в организации труда людей с ограниченными физическими возможностями) условиями, взяв на себя, в сущности, ответственность за мою судьбу, в моем понимании был дерзким экспериментом руководства МИТХТ. В какой-то мере он поставил на карту престиж (положительный имидж) самого вуза. Понимание всего этого навеки поселило во мне чувство благодарности к этому учебному заведению и, прежде всего, к ректору академии, профессору, д.т.н., академику В.С. Тимофееву и профессору, д.т.н., академику Л.А. Серафимову.
Однако, как известно, беда в одиночку не приходит. И ее первые предвестники — трудности. Первыми возникли большие трудности с доступом к литературе в библиотеках Москвы из-за отсутствия в них соответствующих условий работы для таких людей, как я. Все мои попытки делать необходимое количество записей на бумаге или надиктовать на диктофон ни к чему не привели, поскольку внутренний регламент библиотек запрещает посторонний шум в их стенах. Что же касается ксерокопирования, тем более сканирования, то на эти услуги при стипендии в 400 (четыреста) рублей у меня не было средств. Несмотря на все мои усилия, эти вопросы (матпомощь ВУЗа) так и остались не решенными.
Тем самым мне невольно пришлось решать дилемму: либо наука, либо — “зубы на полку”. Правда, при содействии руководства академии мне удалось, ценой унижений и ухищрений, в буквальном смысле слова выбить электронную версию каталога авторефератов защищенных диссертаций по экономическим и юридическим наукам. На этом, за исключением приобретения блока питания к диктофону (на третьем году аспирантуры), подписания инициированных мной писем в различные организации по диссертационным делам, продления сроков обучения в аспирантуре, выплаты стипендии и материальной помощи в конце каждого календарного года, по-прежнему доброго отношения к моей скромной персоне, — все и закончилось, несмотря на ранее достигнутые договоренности.
Но добрым отношением, как известно, сыт не будешь. Без реального приложения усилий для преодоления стоящих на моем пути преград дело только в фантазиях способно сдвинутся с мертвой точки. И вот после безвозвратно потерянного времени в бессмысленном высиживании в приемных, сытый бесчисленными обещаниями и таким же бесконечным отсутствием реальных сдвигов я принял решение рассчитывать исключительно на свои силы да действовать в дальнейшем на свой страх и риск. Возможно, я, тем не менее, все еще надеялся и верил, что, видя мою целеустремленность, усидчивость, буквально принесение себя в жертву на алтарь науки, люди, в конце концов, одумаются и увидят мои нужды и проблемы. Но очень скоро я окончательно убедился в том, что ни одно из постигших меня лишений: ни дикие боли в синих от интенсивного передвижения коленях; ни смещение поясничных позвонков (вплоть до состояния межпозвоночной грыжи) при недоступности элементарного медицинского обслуживания по причине отсутствия медицинской страховки); ни частые пищевые отравления из-за отсутствия холодильника; ни унижения в библиотеках, когда я буквально на коленях вымаливал у сотрудников заполучить необходимый по диссертации материал на безвозмездной основе (за исключением единственного человека, кто пошел мне навстречу, — Л.И. Вельтишевой, а позже — руководства и всего коллектива ВНТИЦ, фактически только благодаря им мне удалось достичь научного уровня сегодняшнего дня), — не нашло, ровным счетом никакого отклика в сердцах людей. Более того, вскоре мне пришлось отстаивать и те незначительные завоевания (льготы?..), которые мне удались в первые годы обучения в аспирантуре.
Поскольку активный рабочий период для меня составляет интервал между 17-00 часами вечера и 6-00 часами утра (когда у меня практически исчезают боли), то становится совершенно непонятной ситуация с охраной академии, которая неоднократно и строго предупреждает меня о недопустимости ночной работы и в случае неповиновения (то есть повторения) — речь уже шла о моем отчислении из аспирантуры. Попытка решить вопрос миром увенчалась ничем. Неужели я представляю какую-то криминальную опасность для ВУЗа? Или на ту компьютерную рухлядь, которой я пользуюсь от случая к случаю, возможны чьи-то посягательства? У многих студентов в общежитии есть довольно мощные и современные Pentium. На мои настоятельные просьбы разрешить работать в ночное время я неизменно получал отказ. Но, как выяснилось позднее, даже учитывая мое положение и полное бездействие в решении известных всем проблем, спрос с меня был таким же, как и с остальных. При дружном молчании и кулуарных вздохах «печально...», при моих отчаянных попытках еще и еще раз привлечь внимание к проблемам реальной производительности ограниченною в физических возможностях человека — принималось решение о продлении очередных сроков аспирантуры.
Мнения коллег и педагогов о разрешении моей специфической ситуации разнообразием не отличались: мне прелагается «слепить ее (диссертацию) из подручных средств» (когда библиотека МИТХТ по понятным причинам не располагает солидной базой литературы по профилю моей работы) либо «умереть, но сделать». А если еще принять во внимание факт периодического приостановления выплат стипендии, то если бы не помощь друзей, мысль о проблематичности простого физического выживания становилась реальностью.
Достаточно вспомнить полутора годовой срок, который мне пришлось потратить на выполнение чисто технических (организационных) работ по диссертационному исследованию, при том, что при аналогичном 12-ти часовом режиме работы физически здоровый человек уложился бы в три месяца, и голодное бомжеватое состояние после окончания аспирантуры, сам собой напрашивается вопрос: «А стоит ли овчинка выделки?» Именно этим вопросом я неоднократно терзал свое сознание.
Практически во всех социальных системах доминирует жестокость естественного отбора. Но представления о (даже пускай номинальной) социальной ориентации стран постсоциалистического лагеря, наконец, перспектива постиндустриального развития мировых цивилизаций, где доминирующим критерием «борьбы за выживание» будет выступать уровень интеллектуального развития, в конце концов, развитие самого научно-технического прогресса и осознание собственного интеллектуального потенциала позволили мне дать утвердительный ответ на тяжелый предательский вопрос.
Серьезным дополнением к вышесказанному стало мое открытие того факта, что практическая реализация теории познания в общественных науках при исследовании так называемых «трансформационных» (переходных) состояний общественного развития, с учетом ситуации неопределенности существенным образом обостряет и без того острые антагонистические противоречия в научных кругах по поводу решения вопросов о путях развития нашей страны, ее месте и статусе в современном мире. И именно последнее, наряду с вышеперечисленным, составило значимую долю в обшей палитре аспирантских проблем.
Оно и неудивительно. Ведь практику познания общества во многом определяет статика теоретических представлений о реальности как таковой, что, в конечном счете, определяет методологические установки к исследованию социума. И если говорить о современных методологических подходах отечественной практики в общественных науках, то её — в лучшем случае — определяет подход экстраполяции мирового опыта экономического развития, в худшем — речь идет о той же завуалированной методологической экстраполяции теорий марксизма в аналитике современности. В любом случае, на мой взгляд, по сути, это две крайности. Ибо, если первое во многом обещает слепой динамизм при отсутствии стабильности и устойчивости, то второе — при всех прелестях плановости и устойчивости, при деформировании товарно-денежных механизмов приносит в жертву динамизм развития системы.
Не вдаваясь в научные тонкости, отмечу, что попытки объединить преимущества двух систем по большей части на уровне теорий были отмечены как в период «хрущевской оттепели», так и в годы «перестройки», не говоря уж об опыте китайских реформ. Результаты их налицо. Отмечу лишь, что если в нашей стране они обернулись сменой политического режима и практически полным обнищанием основной массы народонаселения, то в Китае они привели к серьезным проблемам в сфере демократии и прав человека. Анализируя опыт последних и диалектику развития двадцати стран мира, я пришел к выводу: ход эволюционного развития до сих пор не был исследован с позиций полвариантности анализа в области экономической политики, конституционного развития и государственного управления с учетом наличия фактора естественного отбора. Именно для этого потребовалось создать новую методологию анализа, которая предопределила бы модернизацию экономического анализа, проверку его эффективности и адекватности реалиям современности. Все вместе взятое, с учетом аспектов синтеза естественных и гуманитарных наук при анализе общественного развития с позиций концептуальных теоретических разработок в области философии, экономики, юриспруденции, политологии, психологии, социологии, истории и биолого-медицинских дисциплин, дает возможность открыть пяти (и более) научных направлений. А именно:
I. Экономическая философия;
II. Антициклическое регулирование и стимулирование
экономического развития на основе поливариантных
подходов, при наличии соответствующей классификации ортодоксальной и не ортодоксальной экономической теории и школ менеджмента, с возможностью открытия новой научной специализации в области национальной безопасности (экономическая безопасность и экономические диверсии), не говоря о перспективах развития новых подходов в области «теории международных отношений» и пр.;
III. Биоэкономика;
IV. Экономическая политология права и политическая
безопасность;
V. Международный экономико-правовой мониторинг.
Много или мало по общенаучным оценкам было сделано мной в этих условиях, судить не мне. Во всяком случае, если опираться на официальные положения ВАК РФ («О порядке присвоения учёных званий и присуждения научных степеней»), где в качестве требований к кандидатским диссертациям выступает фактическое решение проблемной задачи, для докторской — решение крупной проблемы либо открытие нового научного направления, то с учетом вышесказанного, дальнейшее в более подробных комментариях не нуждается. Да и кредит доверия со стороны научных кругов и профессуры ведущих вузов Москвы с соответствующими рекомендациями по увеличению реальной производительности моего труда мною получен. Однако проблемы, которые я пытался решить еще в годы аспирантуры, из-за цинизма и равнодушия общества не решены и по настоящее время: проблема несоответствия творческих возможностей и наличных ресурсов налицо...
Еще в первые годы обучения в аспирантуре мне неоднократно приходилось слышать утверждения о неадекватности моего рождения времени и месту, в котором мне приходится жить. На что я, находясь в плену иллюзий относительно абсолютизации интеллектуального культа в нашей стране, сдержанно отвечал: «Время рассудит». Как ни прискорбно, но приходится констатировать: в государстве, где de facto царит девиз «сила есть — ума не надо», меня, как человека, лишенного даже обычных человеческих радостей, лишают последнего — возможности заниматься любимым делом, приносить пользу стране, иметь свой кусок хлеба, по поводу которого мне не пришлось бы выслушивать упреки. Согласно теории известного социолога А. Маслоу, высшими потребностями человек мотивирован при удовлетворении низших. Содержание последних, помимо удовлетворения естественно-физиологических, составляет реализация принципа защищенности. Структуру данного принципа определяет социально-общественная принадлежность, в моем случае и помимо этого — степень удовлетворенности в пище и жилье. Как ни горько, но приходится признать, что на настоящий момент я испытываю недостаток даже в этом.
Несомненно, противостоять на основе собственного жизненного опыта классику по меньшей мере глупо. Действие инстинкта самосохранения никто отменить не в состоянии. В мире пост-советской действительности моё существование подчинено известной народной мудрости, гласящей: «Идущего впереди тихо ненавидят, идущего позади — громко презирают». Меня же одновременно и тихо ненавидят за не самое слабое интеллектуальное развитие, и громко презирают — за физическую ущербность.
Сегодня, когда моя жизнь поставлена в условия «быть или не быть» по причине совсем подорванного за годы обучения здоровья и нищеты, все проблемы становятся главными. Без их решения мое дальнейшее выживание проблематично, а решить их самостоятельно — я не в силах. В настоящее время передо мной наиболее остро стоят следующие проблемы:
